Бесы Федор Михайлович Достоевский Страница: 127

- Ничего нет, но все будет, будет, будет... "Есть же и в этих людях великодушие!" думал Шатов, направляясь к Лямшину. "Убеждения и человек - это, кажется, две вещи во многом различные. Я может быть много виноват пред ними!.. Все виноваты, все виноваты и... если бы в этом все убедились!.."

У Лямшина пришлось стучать недолго; к удивлению, он мигом отворил форточку, вскочив с постели босой и в белье, рискуя насморком; а он очень был мнителен и постоянно заботился о своем здоровье. Но была особая причина такой чуткости и поспешности: Лямшин трепетал весь вечер и до сих пор еще не мог заснуть от волнения вследствие заседания у наших; ему все мерещилось посещение некоторых незваных и уже совсем нежеланных гостей. Известие о доносе Шатова больше всего его мучило... И вот вдруг как нарочно, так ужасно громко застучали в окошко!..

Он до того струсил, увидав Шатова, что тотчас же захлопнул форточку и убежал на кровать. Шатов стал неистово стучать и кричать.

- Как вы смеете так стучать среди ночи? - грозно, но замирая от страху, крикнул Лямшин, по крайней мере минуты через две решившись отворить снова форточку и убедившись наконец, что Шатов пришел один.

- Вот вам револьвер; берите обратно, давайте пятнадцать рублей.

- Что это, вы пьяны? Это разбой; я только простужусь. Постойте, я сейчас плед накину.

- Сейчас давайте пятнадцать рублей. Если не дадите, буду стучать и кричать до зари; я у вас раму выбью.

- А я закричу караул, и вас в каталашку возьмут.

- А я немой что ли? Я не закричу караул? Кому бояться караула, вам или мне?

- И вы можете питать такие подлые убеждения... Я знаю, на что вы намекаете... Стойте, стойте, ради бога не стучите! Помилуйте, у кого деньги ночью? Ну зачем вам деньги, если вы не пьяны?

- Ко мне жена воротилась. Я вам десять рублей скинул, я ни разу не стрелял; берите револьвер, берите сию минуту.

Лямшин машинально протянул из форточки руку и принял револьвер; подождал, и вдруг, быстро выскочив головой из форточки, пролепетал как бы не помня себя и с ознобом в спине:

- Вы врете, к вам совсем не пришла жена. Это... это вы просто хотите куда-нибудь убежать.

- Дурак вы, куда мне бежать? Это ваш Петр Верховенский пусть бежит, а не я. Я был сейчас у бабки Виргинской, и она тотчас согласилась ко мне придти. Справьтесь. Жена мучается; нужны деньги; давайте денег!

Целый фейерверк идей блеснул в изворотливом уме Лямшина. Все вдруг приняло другой оборот, но все еще страх не давал рассудить.

- Да как же... ведь вы не живете с женой?

- А я вам голову пробью за такие вопросы.

- Ах бог мой, простите, понимаю, меня только ошеломило... Но я понимаю, понимаю. Но... но - неужели Арина Прохоровна придет? Вы сказали сейчас, что она пошла? Знаете, ведь это не правда. Видите, видите, видите, как вы говорите не правду на каждом шагу.

- Она наверно теперь у жены сидит, не задерживайте, я не виноват, что вы глупы.

- Не правда, я не глуп. Извините меня, никак не могу... И он, совсем уже потерявшись, в третий раз стал опять запирать, но Шатов так завопил, что он мигом опять выставился.

- Но это совершенное посягновение на личность? Чего вы от меня требуете, ну чего, чего, формулируйте. И заметьте, заметьте себе, среди такой ночи!

- Пятнадцать рублей требую, баранья голова!

- Но я, может, вовсе не хочу брать назад револьвер. Вы не имеете права. Вы купили вещь - и все кончено, и не имеете права. Я такую сумму ночью ни за что не могу. Где я достану такую сумму?

- У тебя всегда деньги есть; я тебе сбавил десять рублей, но ты известный жиденок.

- Приходите послезавтра, - слышите, послезавтра утром, ровно в двенадцать часов, и я все отдам, все, не правда ли?

Шатов в третий раз неистово застучал в раму:

- Давай десять рублей, а завтра чем свет утром пять.

- Нет, послезавтра утром пять, а завтра ей-богу не будет. Лучше и не приходите, лучше не приходите.

- Давай десять; о, подлец!

- За что же вы так ругаетесь? Подождите, надобно засветить; вы вот стекло выбили... Кто по ночам так ругается? Вот! - протянул он из окна бумажку.

Шатов схватил - бумажка была пятирублевая.

- Ей-богу не могу, хоть зарежьте, не могу, послезавтра все могу, а теперь ничего не могу.

- Не уйду! - заревел Шатов.

- Ну вот берите, вот еще, видите еще, а больше не дам. Ну хоть орите во все горло, не дам, ну хоть что бы там ни было, не дам; не дам, и не дам!

Он был в исступлении, в отчаянии, в поту. Две кредитки, которые он еще выдал, были рублевые. Всего скопилось у Шатова семь рублей.

- Ну чорт с тобой, завтра приду. Изобью тебя, Лямшин, если не приготовишь восьми рублей.

"А дома-то меня не будет, дурак!" быстро подумал про себя Лямшин.

- Стойте, стойте! - неистово закричал он вслед Шатову, который уже побежал. - Стойте, воротитесь. Скажите пожалуста, это правду вы сказали, что к вам воротилась жена?

- Дурак! - плюнул Шатов и побежал что было мочи домой.

Глава IV

Замечу, что Арина Прохоровна ничего не знала о вчерашних намерениях, принятых в заседании. Виргинский, возвратясь домой, пораженный и ослабевший, не осмелился сообщить ей принятое решение; но все-таки не утерпел и открыл половину, - то-есть все известие, сообщенное Верховенским о непременном намерении Шатова донести; но тут же заявил, что несовсем доверяет известию. Арина Прохоровна испугалась ужасно. Вот почему, когда прибежал за нею Шатов, она, несмотря на то, что была утомлена, промаявшись с одною родильницей всю прошлую ночь, немедленно решилась пойти. Она всегда была уверена, что "такая дрянь, как Шатов, способен на гражданскую подлость"; но прибытие Марьи Игнатьевны подводило дело под новую точку зрения. Испуг Шатова, отчаянный тон его просьб, мольбы о помощи обозначали переворот в чувствах предателя: человек, решившийся даже предать себя, чтобы только погубить других - кажется, имел бы другой вид и тон, чем представлялось в действительности. Одним словом, Арина Прохоровна решилась рассмотреть все сама своими глазами. Виргинский остался очень доволен ее решимостью, как будто пять пудов с него сняли! У него даже родилась надежда: вид Шатова показался ему в высшей степени несоответственным предположению Верховенского...

Шатов не ошибся; возвратясь он уже застал Арину Прохоровну у Marie. Она только что приехала, с презрением прогнала Кириллова, торчавшего внизу лестницы; наскоро познакомилась с Marie, которая за прежнюю знакомую ее не признала; нашла ее в "сквернейшем положении", то-есть злобною, расстроенною и в "самом малодушном отчаянии" и - в каких-нибудь пять минут одержала решительный верх над всеми ее возражениями.

- Чего вы наладили, что не хотите дорогой акушерки? - говорила она в ту самую минуту как входил Шатов, - совершенный вздор, фальшивые мысли от ненормальности вашего положения. С помощью простой какой-нибудь старухи, простонародной бабки, вам пятьдесят шансов кончить худо; а уж тут хлопот и расходов будет больше, чем с дорогою акушеркой. Почему вы знаете, что я дорогая акушерка? Заплатите после, я с вас лишнего не возьму, а за успех поручусь; со мной не умрете, не таких видывала. Да и ребенка хоть завтра же вам отправлю в приют, а потом в деревню на воспитание, тем и дело с концом. А там вы выздоравливаете, принимаетесь за разумный труд и в очень короткий срок вознаграждаете Шатова за помещение и расходы, которые вовсе будут не так велики...

- Я не то... Я не в праве обременять...

- Рациональные и гражданские чувства, но поверьте, что Шатов ничего почти не истратит, если захочет из фантастического господина обратиться хоть в капельку в человека верных идей. Стоит только не делать глупостей, не бить в барабан, не бегать высуня язык по городу. Не держать его за руки, так он к утру подымет пожалуй всех здешних докторов; поднял же всех собак у меня на улице. Докторов не надо, я уже сказала, что ручаюсь за все. Старуху пожалуй еще можно нанять для прислуги, это ничего не стоит. Впрочем он и сам может на что-нибудь пригодиться, не на одни только глупости. Руки есть, ноги есть, в аптеку сбегает, без всякого оскорбления ваших чувств благодеянием. Какое чорт благодеяние! Разве не он вас привел к этому положению? Разве не он поссорил вас с тем семейством, где вы были в гувернантках, с эгоистическою целью на вас жениться? Ведь мы слышали... Впрочем он сам сейчас прибежал как ошалелый и накричал на всю улицу. Я ни к кому не навязываюсь и пришла единственно для вас, из принципа, что все наши обязаны солидарностью; я ему заявила это, еще не выходя из дому. Если я по-вашему лишняя, то прощайте; только не вышло бы беды, которую так легко устранить.

- Я объявляю, господа, что мне нужен прямой ответ. Я слишком понимаю, что я, прибыв сюда и собрав вас сам вместе, обязан вам объяснениями (опять неожиданное раскрытие), но я не могу дать никаких, прежде чем не узнаю, какого образа мыслей вы держитесь. Минуя разговоры - потому что не тридцать же лет опять болтать, как болтали до сих пор тридцать лет, - я вас спрашиваю, что вам милее: медленный ли ... Далее

Салон Юлии Михайловны быстро наполнился. Варвара Петровна была в особенно возбужденном состоянии, хотя и старалась казаться равнодушною, но я уловил ее два-три ненавистных взгляда на Кармазинова и гневных на Степана Трофимовича, - гневных заранее, гневных из ревности, из любви: если бы Степан Трофимович на этот раз как-нибудь оплошал и дал себя срезать при всех Кармазинову, то, мне кажется, она ... Далее

- То предоставьте мне, разумеется! Я отлично ее выдам за Маврикия Николаевича, которого между прочим вовсе не я у саду посадил, не возьмите еще этого в голову. Я ведь его боюсь теперь. Вот вы говорите: на беговых дрожках, а я так-таки мимо пролепетнул... право, если с ним револьвер?.. Хорошо, что я свой захватил. Вот он (он вынул из кармана револьвер, показал и тотчас же опять спрятал) - захватил ... Далее