Бесы Федор Михайлович Достоевский Страница: 154

Николай Ставрогин.

Глава III

Чтение продолжалось около часу. Тихон читал медленно и, может быть, перечитывал некоторые места по другому разу. Все это время, с самого перерыва, когда был конфискован второй листок, Ставрогин сидел молча и неподвижно в углу дивана, прижавшись к спинке и видимо выжидая. Тихон снял очки, помедлил и наконец нерешительно глянул на Ставрогина. Тот вздрогнул и весь дернулся вперед.

- Я забыл вас предупредить, - быстро и резко произнес он, - что все слова ваши будут напрасны; я не отложу намерения; не трудитесь отговаривать. Я опубликую.

Он покраснел и замолчал.

- Вы об этом не забыли предупредить еще давеча, прежде чтения.

Нечто раздражительное послышалось в тоне Тихона. "Документ" произвел очевидно сильное впечатление. Христианское чувство его было уязвлено, а он не всегда в состоянии себя сдерживать. Замечу, чтобы высказать кстати, что он не даром приобрел репутацию человека "неспособного умеючи держать себя с публикой", как говорили о нем монастырские. Несмотря на все это христианство, решительное негодование послышалось в его голосе.

- Все равно, - резко и не замечая никакой перемены, продолжал Ставрогин. - Какова бы ни была сила ваших возражений, я от моего намерения не отстану. Заметьте, что этою неловкою фразой или ловкою - думайте как хотите - я вовсе не напрашиваюсь, чтобы вы поскорее начали мне возражать и упрашивать, - заключил он, криво усмехнувшись.

- Я возражать вам и особенно упрашивать, чтоб оставили ваше намерение, и не мог бы. Мысль ваша - высокая мысль, и полнее не может выразиться христианская мысль. Дальше подобного удивительного подвига, казни над самим собой, который вы замыслили, идти покаяние не может, если бы только...

- Если?

- Если б это действительно было покаяние и действительно христианская мысль.

- Тонкости, - пробормотал Ставрогин задумчиво и рассеянно, встал и начал ходить по комнате, решительно не замечая того.

- Вы как будто нарочно грубее хотели представить себя, чем бы желало сердце ваше, - высказывался все более и более Тихон.

- "Представить"? Я не "представлялся" и в особенности не ломался. "Грубее", что такое "грубее"? - покраснел он опять и тотчас же за то рассердился:

- я знаю, что это факт мизерный, ползучий и мерзкий, - кивнул он на листки, - но пусть самая низость его послужит к усугублению...

Он вдруг оборвал как бы стыдясь продолжать и считая унизительным пускаться в объяснения, но в то же время с видимым страданием, хотя и бессознательно, подчиняясь какой-то необходимости остаться и именно для объяснений. Замечательно, что ни слова о том, что было им давеча высказано в объяснение конфискации второго листка, не было уже более повторено во все продолжение дальнейших речей, даже как будто и забыто с обеих сторон. Меж тем он остановился у письменного стола и, взяв в руки маленькое распятие из слоновой кости, начал вертеть его в пальцах и вдруг сломал пополам. Очнувшись и удивившись, он в недоумении посмотрел на Тихона и вдруг верхняя губа его задрожала словно от обиды и как бы с горделивым вызовом.

- Я думал, что вы мне что-нибудь в самом деле скажете, для того и пришел, - проговорил он вполголоса, как бы сдерживаясь изо всех сил, и бросил обломки распятия на стол.

Тихон быстро опустил глаза.

- Документ этот идет прямо из потребности сердца, смертельно уязвленного, - так ли я понимаю? - произнес он с настойчивостью и почти с жаром. - Да, это есть покаяние и натуральная потребность его, вас поборовшая. Вас поразило до вопроса жизни и смерти страдание обиженного вами существа: стало быть в вас еще есть надежда и вы попали на великий путь, путь из неслыханных: казнить себя пред целым миром заслуженным вами позором. Вы обратились к суду всей церкви, хотя и не веруя в церковь; так ли я понимаю? Но вы как бы уже ненавидите и презираете вперед всех тех, которые прочтут здесь описанное, и зовете их в бой... Я? Зову в бой?

- Не постыдившись признаться в преступлении, зачем постыдились вы покаяния?

- Я? Стыжусь?

- Стыдитесь и боитесь.

- Боюсь? - судорожно усмехнулся Ставрогин и снова верхняя губа его как бы вздрогнула.

- Пусть глядят на меня, говорите вы; ну, а вы сами как будете глядеть на них? Вы уже ждете их злобы, чтоб ответить еще более злобою. Иные места в вашем изложении усилены слогом; вы как бы любуетесь психологией вашею и хватаетесь за каждую мелочь, чтобы только удивить читателя бесчувственностью и бесстыдством, которых в вас может и нет. С другой стороны дурные страсти и привычки к праздности делают вас действительно бесчувственным и глупым.

- Глупость не порок, - усмехнулся Ставрогин, начиная бледнеть.

- Иногда порок, - непреклонно и страстно продолжал Тихон. - Уязвленный смертельно видением на пороге и измученный им, вы в документе сем как бы сами не видите, в чем собственно главное преступление ваше и чего больше стыдиться вам перед людьми, к которым сами хотите на суд: бесчувственности ли насилия, совершенного вами, или трусости, при том выказанной? В одном месте вы даже как бы спешите уверить читателя вашего, что грозящий жест отроковицы был уже для вас не "смешон", а убийствен. Но неужели он был хоть на мгновение для вас "смешон"? Да, был, я свидетельствую.

Тихон замолк. Он говорил, как человек не желающий себя сдерживать.

- Говорите, говорите, - понудил Ставрогин. - Вы раздражены и... бранитесь; я это люблю от монаха. Но только вот что я вас спрошу:

- Вот уже десять минут, как мы говорим после этого (он кивнул на листки), и хоть вы и бранитесь, а я не вижу в вас никакого особенного выражения гадливости или стыда... Вы кажется не брезгливы и говорите со мной точно с равным.

Это он прибавил, совсем понизив голос, а "точно с равным" как бы вылетело у него совсем нечаянно, для него самого неожиданно. Тихон зорко поглядел на него.

- Удивляюсь вам, - произнес он помолчав, - ибо слова ваши не притворны, я вижу, и в таком случае... я сам пред вами виновен. Знайте же, что я с вами был и невежлив и брезглив, а вы в жажде самоказни даже того не заметили, хоть и заметили нетерпение мое и назвали его бранью; сами же себя считаете достойным несравненно большего презрения и слово ваше, что я "говорю, как с равным" - хоть и невольное, но прекрасное ваше слово. Я пред вами ничего не утаю: меня ужаснула великая праздная сила, ушедшая нарочито в мерзость. Видно, даром иностранцами не делаются. Есть одна казнь, преследующая оторвавшихся от родной земли - скука и способность к бездельничеству, даже при всем желании дела. Но христианство признает ответственность даже и при всякой среде. Вас умом господь не обделил, рассудите сами: коль скоро вы в силах умственно поставить вопрос: "ответственен я или неответственен за дела мои?" значит непременно уж ответственны. "Невозможно не придти в мир соблазнам, но горе тому, чрез кого соблазн приходит". Впрочем что до самого... проступка вашего, то и многие грешат тем же, но живут с своею совестью в мире и в спокойствии, даже считая неизбежными проступками юности. Есть и старцы, от которых уже пахнет могилой и которые грешат тем же и даже с утешением и с игривостью. Всеми этими ужасами исполнен мир. Вы же, по крайности, почувствовали всю глубину, что очень редко случается в такой степени.

- Уж не уважать ли вы меня стали после листков? - криво усмехнулся Ставрогин. - Вы... вы, почтенный отче Тихон, - я слышал от других, - в наставники не годитесь, - прибавил он продолжая улыбаться еще более насильственною и неподходящею улыбкой. - Вас здесь сильно критикуют. Вы, говорят, чуть увидите что-либо искреннее и смиренное в грешнике, тотчас приходите в восторг, каетесь и смиряетесь, а пред грешником забегаете и юлите...

- Отвечать прямо о сем не буду, но, конечно, правда, что не умею подходить к людям. Я всегда в том чувствовал великий мой недостаток, - со вздохом промолвил Тихон и до того простодушно, что Ставрогин посмотрел на него с улыбкой. - Что же до сего, - продолжал он, глянув на листки, - то более великого и более страшного преступления, как поступок ваш с отроковицей, разумеется, нет и не может быть.

- Оставим меру на аршины, - проговорил Ставрогин, помолчав и несколько с досадой. - Я может быть не так страдаю, как здесь написал, и, может быть, действительно, много налгал на себя, заключил он вдруг неожиданно.

Этот Шигалев должно быть уже месяца два как гостил у нас в городе; не знаю, откуда приехал; я слышал про него только, что он напечатал в одном прогрессивном петербургском журнале какую-то статью. Виргинский познакомил меня с ним случайно, на улице. В жизнь мою я не видал в лице человека такой мрачности, нахмуренности и пасмурности. Он смотрел так, как будто ждал разрушения мира, и не то чтобы ... Далее

- Невозможно было; но Липутин, сами знаете, не смеет... Кстати надо бы к нашим сходить, то-есть к ним, а не к нашим, а то вы опять лыко в строку. Да не беспокойтесь, не сейчас, а когда-нибудь. Сейчас дождь идет. Я им дам знать, они соберутся, и мы вечером. Они так и ждут, разиня рты, как галчаты в гнезде, какого мы им привезли гостинцу? Горячий народ. Книжки вынули, спорить собираются. Виргинский ... Далее

- Я именно по такому делу, что хворать не следует, - начал Петр Степанович быстро и как бы властно; - позвольте сесть (он сел), а вы садитесь опять на вашу койку, вот так. Сегодня под видом дня рождения Виргинского соберутся у него из наших; другого впрочем оттенка не будет вовсе, приняты меры. Я приду с Николаем Ставрогиным. Вас бы я конечно не потащил туда, зная ваш теперешний образ мыслей... ... Далее